История Соломона (Эммануила) Генриховича Яшунского показала, что Москва в 1920-х годах могла быть небезопасным местом. Для Эммануила Генриховича всё завершилось, в общем, без последствий. К сожалению, его двоюродной сестре и почти ровеснице — Фелиции Иосифовне Яшунской, оставшейся жить в Москве, в то время как её родители с двумя младшими дочерьми в 1921 году вернулись в Польшу, повезло чуть меньше.
Интернет знает Фелицию Иосифовну в очень разных, хотя и связанных между собой ипостасях. Её работа в шинной промышленности оставила разнообразные следы, которые можно обнаружить и поныне: она автор словарей по химии, а также научно-популярных произведений («Повесть о каучуке»), она же — доктор экономических наук, эксперт журнала «Химия и жизнь», а также участница Первого женского автопробега в 1936 г. имени Сталинской конституции. В перепечатываемых «по кругу» биографиях Фелиции Иосифовны без указания конкретных источников фигурирует окончание ею экономического факультета МГУ в 1924 году. При этом в библиографических карточках составленных ею ещё в 1930-х годах словарей она записана как кандидат технических наук. Случайно найденные мной в архивах (ЦГАМ ф.Р-1609 оп.7 д.2193) документы об учёбе Фелиции Иосифовны в Университете частично объясняют это небольшое противоречие, и показывают, что упоминаемое в биографиях «окончание» было весьма драматичным.
Летом 1923 года Фелиция училась на экономическом отделении факультета общественных наук Первого Московского Университета и работала в учительницей на Красково-Малаховской опытно-показательной станции Наркомпросса (экспериментальной школе). Воспользовавшись каникулами в университете и отпуском на работе, Фелиция решила съездить повидаться с семьёй: поездки за границу в 1923 году были делом непростым, но всё ещё возможным. На работе ей выдали справку о том, что «против проведения ею следующего ей на общих основаниях отпуска с 1 июля по 1 сентября 1923 года за границей в вольном городе Данциге Президиум Красково-Малаховской Опытно-Показательной Станции наркомпросса ничего не имеет». Получив на общих основаниях заграничный паспорт, Фелиция отправилась в Данциг, где встретилась со своей семьёй. По её словам, родители предлагали ей остаться, но она отказалась, поскольку лучше «жить на оклад, но зато не дышать отравленной атмосферой угарно-шовинистического буржуазного строя Польши». К возвращению, однако, обнаружились препятствия. Согласно справке от латвийского консульства в Данциге, Фелиция не могла получить транзитную визу Латвии, не имея въездной визы СССР (c точки зрения современных законов это довольно странно, но как обстояло дело в 1923 году, я точно не знаю). Поскольку Советский Союз не имел в Данциге консульства, паспорт пришлось переслать в Берлин, из-за чего отъезд из Данцига задержался. В Москву Фелиция вернулась 10 сентября 1923 года — в разгар сессии, которую она должна была сдавать.
В результате опоздания к началу сессии Фелиции не удалось сдать все зачёты, а точнее она не успела сдать один из обязательных зачётов. Если верить версии, которую она излагает сама, её практически «подставили»:
...я лишь 10 сентября приехала в Москву, и в оставшееся мне до окончания срока экзаменационной сессии 10 дней — с 10/IX по 20/IX — сдала 6 зачетов и просто технических, в ,,погоне'' и ,,ловле'' за профессорами, не успела сдать последнего зачета. И то только потому, что профессор Новицкий обнадежил принять этот последний зачет 21 числа, а между тем все зачетные карточки проставленные в числах с 21 по 27 сентября по постановлению Деканата канцелярией были сочтены за недействительные, и, таким образом, последний зачет я сдала лишь 28 числа — и тем самым очутилась механически исключенной из Университета.
Из-за возникшей академической неуспеваемости, Фелицию отчислили из Университета. Она пыталась отменить это решение — в своей апелляции (которая, собственно, и хранится в архиве), она помимо описанных выше обстоятельств неполучения зачёта, приводит также следующие соображения:
Предполагаю, что ,,академическая неуспешность'' была лишь поводом, и явно несостоятельным поводом, и что не она привела к исключению меня из Университета, а другая причина: мое социальное происхождение. Но и причина в данном случае не выдерживает критики. Правда, отец мой мелкий фабрикант, но я уже 4 года (с 1920) живу совершенно отдельно от родителей (они в Лодзи, а я в Москве, они польские подданные, я гражданка С.С.С.Р.) и никакой материальной поддержкой с их стороны не пользуюсь.
Все эти аргументы не возымели действия: поверх «шапки» заявления студентки Яшунской синим карандашом выведена резолюция, оставляющая в силе её исключение как «политически и социально чуждого элемента».
Так что экономическое образование Фелиции Иосифовны осталось неоконченным. По-видимому, затем она перепоступила в другой вуз, получила образование химика-технолога и защитила кандидатскую диссертацию по техническим наукам. Неоконченное экономическое образование, вероятно, пригодилось ей, когда она защищала докторскую диссертацию по экономическим наукам.
Думаю, что обучение Фелиции на химика-технолога повлияло на будущую профессию её двоюродной сестры Анны Генриховны (старшей сестры моего дедушки) — она тоже выбрала эту специальность. Фелиция Иосифовна и Анна Генриховна вместе состояли в туристической и экскурсионной секциях Московского дома учёных. Машинописные отчёты об их путешествиях с пометкой «Фелициздат» на титульном листе до сих пор хранятся у нас. Эти отчёты написаны живым языком и их автор, Фелиция Иосифовна, предстаёт в них человеком увлечённым, но при этом достаточно трезво оценивающим обстоятельства, способным критически мыслить, и совершенно чуждым фанатизма. Мне кажется, что именно это показалось руководству Университета в 1923 году «политически и социально чуждым».